Доброта хуже воровства
«Тот самый Карлсон» переполнил чашу терпения Антона Долина
Обе "Елки", недавние "Мамы", наконец, совсем свежий фильм "Тот самый Карлосон". О новом зле отечественного кинематографа — "добрых фильмах"
Почему с фильма "Тот еще Карлосон" хочется бежать, зажмурив глаза от ужаса, утирая слезы стыда, унимая шум в голове, стук в груди и другие непроизвольные реакции организма? Не потому, что он сделан непрофессионально, сценарий невыносим, а актеры играют из рук вон плохо: подумаешь, в отечественном кино такое встречается каждую неделю. Не потому, что сценаристы украли сюжет великой книги Астрид Линдгрен и ее выдающейся анимационной экранизации, не удосужившись купить права как на первоисточник, так и на использование имени Карлсон (отсюда и всплыло безграмотное "о", "КарлОсон"). Не потому, что в главной роли Михаил Галустян — если на то пошло, лучше показать той же аудитории, не исключая из нее дошкольников, комедию "Наша Russia. Яйца судьбы". И даже не потому, что зрителям "Того еще Карлосона" предлагается считать самой смешной шуткой слово "к*к*шк*", радоваться манипуляциям с презервативами и превращению имени "Сергей" в, очевидно, еще более уморительное слово "гей". Нет ничего чудовищного и в том, что по мысли авторов картины среднестатистический семилетний Малыш должен обладать не собакой, а приставкой, айфоном и айпадом. Ну, живут люди в Москве, поднялись на кинематографе, потеряли связь с реальностью. Бывает.
Самое страшное не в этом, а в легализации понятия "доброго кино". До сих пор оно касалось по преимуществу мелодрам и комедий. Теперь, после "Карлосона", захватило единственную категорию фильмов, на которые ходят все без исключения. Семейные фильмы. Туши свет.
Спокойствие, только спокойствие. Главное тут, как в расследовании любого преступления, понять мотив. Чего сегодня не хватает российскому кинематографу? Правильно, зрительского внимания. Последним всплеском серьезного внимания к "блокбастерам по-русски" была бекмамбетовская "Ирония судьбы. Продолжение", заработавшее 50 млн долларов (к слову, фильм-пионер по части "доброго кино"). После "Аватара", собравшего на порядок больше, с глаз зрителей будто спала пелена: "Черную молнию" смотрели как-то лениво, за 2011 год по-настоящему серьезного внимания удостоился только "Высоцкий", но он как раз шел против "доброго" течения, оказавшись, при всех несовершенствах, продуктом довольно самобытным. Однако режиссеров на Руси много, продюсеров и того больше, и всем хочется кушать. Пристрастились за тучные годы.
Никто не пытался понять, с чего публика вдруг поменяла приоритеты. Конспирологических теорий хватало, не обошлось и без крючковатой лапы Госдепа. Никому не приходило в голову простейшее объяснение: голливудские фильмы не просто лучше российских, но и честнее. Американская романтическая комедия похожа на романтическую комедию, а не на пародию, украшенную неизбежным участием Гоши Куценко. Американский фильм ужасов доставляет удовольствие, а не только ужас, как его российский аналог. Потребитель попробовал монету на зуб и догадался, что она фальшивая. А обмана не любит даже ко всему привычный российский потребитель. Это в последние месяцы стало особенно заметным.
Дело отнюдь не в нехватке бюджетов или профессионалов. Просто американцы на полном серьезе пытаются утверждать своими фильмами (часто никудышными, чего уж) семейные ценности. Укреплять мораль, нести добро, хоть и не декларируя это. А их российские коллеги — прирожденные циники, не желающие разрабатывать собственные формулы, а предпочитающие их украсть, напичкать каждый кадр доходным product placement и втиснуть туда тех звезд, которые сейчас считаются популярными. Тут-то обман и кроется. Ужастик снимается — не чтобы напугать, комедия — не чтобы насмешить, мелодрама — не чтобы растрогать, а только с одной целью — заработать денег, и побольше. Как защититься, если твоя ложь разоблачена? Прикрыть ее ложью более масштабной. Если твой главный грех — цинизм, обвини в нем конкурентов! Себе же припиши нечто противоположное. Доброту. Безграничную и безбрежную доброту. И этот тезис обезоружит любого из критиков. Ах, тебе что-то не нравится? Да ты, пожалуй, человек недобрый. Нехороший ты человек. Нет тебе веры.
Родовые признаки (они же травмы) отечественного "доброго кино". Высосанные из пальца сюжеты, непременно завершающиеся преображением и исправлением грешников: доброта происходящего искупает неправдоподобие. Актеры-маски, которым больше незачем играть: достаточно уметь улыбаться, хотя и в разных регистрах, от умиленного до шаловливого. Специфический коллективизм, почти брехтовское вовлечение зрителя и авторов картины в интерактивный диалог. Ведь добрым должен оказаться не конкретный Безруков, Хабенский или Дюжев, но весь мир. И ты, о зритель, в том числе! Недаром в "добром кино" так востребованы коллективные фильмы-альманахи (две части "Елок", недавние "Мамы"). Немаловажная деталь — лирическая закадровая музыка, не более трех аккордов в каждом мотиве.
Переходить на личности незачем, ведь эта эпидемия не пощадила никого из (со)участников современной отечественной киноиндустрии. Но два упомянутых примера, конечно, показательны. Эффективный менеджер Тимур Бекмамбетов, воспевавший моральный релятивизм в "Ночном дозоре" и блестящем голливудском комиксе "Особо опасен", вдруг обратился в ангела добра в "Елках". Вслед за ним герой новейшего времени Сарик Андреасян, начинавший с безобидной кальки, будь то "Служебный роман. Наше время" или "Беременный", резко подобрел в "Мамах", "Том еще Карлосоне" и пяти-шести готовящихся к выпуску на экран сезонных ромкомах.
Терминологическая путаница не смущает никого. Как вообще кино может быть "добрым"? Добрым можно назвать поступок, с некоторой натяжкой — человека. А что такое "добрый фильм"? Фильм, в котором воспевается добро? Но в таком случае и "Рассекая волны", и "Фанни и Александр", и "Сталкер" — невероятно добрые фильмы. Или речь о благостном фильме, в котором всегда светит солнце и сияют улыбки, а добро непременно торжествует в финале? Что ж, тогда не мешает напомнить, что самое доброе — бесконфликтное, беспроблемное, слепяще светлое и радостное — кино снималось в гитлеровской Германии и сталинском СССР. Несколько лет назад на ММКФ показывали ретроспективу современного северокорейского кино. Ничего более доброго я не видел в жизни. Надеюсь, и не увижу. Бесконечная любовь людей к друг другу растворялась в божественном, невыразимом обожании лидера и вождя. Замятин отдыхает, Оруэлл нервно курит в углу. Куда им, фантазерам.
Премьера "Того еще Карлосона" проходила в начале марта в кинотеатре "Октябрь". На противоположном тротуаре оппозиционеры призывали к смене политической парадигмы, и там-то ощущался резкий дефицит доброты, очевидно, на обе стороны Нового Арбата ее элементарно не хватило. Подождите утверждать, что политика тут ни при чем! Создатели "доброго кино" — наипервейшие оплоты системы, на них и держится миф о пресловутой стабильности. Даже в страшном сне невозможно себе представить любого из этих добряков на митинге протеста.
Пора назвать вещи своими именами. Добрый фильм — это лживый фильм, и он опаснее, чем те блокбастеры вчерашнего дня, на производстве которых всего лишь невинно воровали деньги. Воровство честнее нынешней наигранной доброты. Особенно нелепа она в России, где можно поседеть в ходе краткого ознакомления с новостями дня. Но как бороться с такой добротой? И кому? Директора кинотеатров в погоне за барышами примут с распростертыми объятиями любое кино с претензией на мейнстримность. Власти и шоу-биз с высоты положения одобрят: им тоже выгодно быть или хотя бы казаться добрыми. Критику попросту не поверят, он по определению недобрый... Значит, надеяться, кроме истории, которая неизбежно похоронит эту тенденцию лет через 10-15, можно лишь на одного судью: на зрителя. Один раз он распознал обман — почует его и теперь. Правду слушать иногда трудно и противно. Но ложь — вот парадокс! — еще противнее. Не так уж сложно ее опознать и разоблачить. Пустяки. Дело-то житейское.
